Сдавали нервы. Они в принципе у Соловья, несмотря на всю его доброжелательность и внешнюю уверенность, были не на месте, но события последних дней… просто добивали. Вся эта интрига с Красной Шапочкой, ее книгой, обменом чернилами с Лилией и с ее заражением, потом вынужденное посещение Круга. От “общения” с высшими тенями до сих пор холодок скользил по коже, а в голове вольно-невольно пульсировало это вот: “Ты — ошибка” и “Тебя не должно быть здесь”. И ведь не скажешь, что даже если отбросить любовь к Ангелине, привязанность к друзьям и к Библиотеке, просто не имеешь права оставить объективную реальность, что ты невольник в их ордене. Испытание верности или, скорее, покорности — оно такое, нельзя его проваливать, даже когда сознание плывет от страха и “кровопотери”. Подерзить на прощание — хороший, конечно, способ сбросить стресс, да только вот все так завертелось и закрутилось, что Артуру ненадолго хватило этого заряда. Неудавшаяся инициация того мальчишки, разговор Ангелины и Барона, только подтверждающий самые худшие опасения Соловья в отношении людей — всех людей, включая дорогую подругу — тот срыв, когда он сам чуть не наговорил при Лилии много лишнего по части теней и книгочейства, короткая склока с Сашей. И Круг. Снова Круг!

“Она заставляет теней варить кофе. Наводит свои порядки… И это самая добрая из них!” — что-то такое металось в голове, когда Артур бесцельно шарахался по коридорам Библиотеки.

Татьяна Александровна и впрямь меньше всех прочих глав Круга пугала Соловья, однако эта ее властность и вмешательства в их дела… Ладно, проблема была не в том, что верхушка ордена наводила свои порядки в Московской Библиотеке. Вся эта намечающаяся история с “Молотом ведьм”, само это отношение… о, как оно выводило из себя! В конце концов, для Артура было более чем очевидно, что если бы Круг волновал результат, если бы им так нужна была эта проклятая книга, они бы не их последних студентов в бой отправляли, а его и Ангелину. Им-то не в первой приносить Кругу редкие книги и усмирять древние фолианты. А что если кто-то из ребят погибнет? Что если книга выйдет из-под контроля и случится то же, что и зимой, когда…

“Про Агату нельзя. Не думай!” — тут же одернул себя и тряхнул золотой гривой. Распущенной, потому что некогда было отвлекать ни Сашу, ни Ингу с заплетанием, а от Ангелины просто улизнул, пока она не вспомнила. Тот разговор с Бароном… он ведь все никак не шел из головы! По правде сказать, сегодня Артур вполне умышленно старался не попадаться никому на глаза. Ранним утром, когда ребята собирались с представителями МЧК на дело, скрывался в одном из бесчисленных укрытий теней, а теперь, когда общежитие опустело, решил перебраться туда — подальше от глав Круга, Ангелины и чужаков.

Лиля.

Она застала врасплох. Углубившись в свои мысли, Соловей и не заметил девушку на пути. Что смешно, он даже не почуял ее, хотя их нынешняя почти кровная связь позволяла ему почувствовать девушку на чертовски большом расстоянии. Наверное, если бы она не остановилась, Артур бы налетел на Лилию и сам бы того не заметил. Резко остановился. Уловил испуг в глазах напротив, и не сразу сумел скрыть свой. Напрягся всем телом, затем, опомнившись и заметив дружелюбие в лице девушки, расслабился.

— Привет, Лиля, — отозвался тихо и даже улыбнулся в ответ. Впрочем, улыбка вышла не столь… лучезарной и беспечной, как обычно. Некоторая напряженность чувствовалась в ней, да и в целом весь образ Артура сейчас сквозил нервозностью.

— Я не в обиде! Сам что-то… задумался. Еще бы немного и сшиб тебя! Думаю, мы квиты, — выдал чуть ли не скороговоркой. Нервозность его выливалась в болтливость…

— О, знаки! Помню сам изучал их. Интересная штука и… — резко осекся, снова напрягшись всем телом. Уставился на Лилю немигающим птичьим взглядом. Она ведь наверняка уже знает что он такое. Кто он. И что ему не нужны знаки, чтобы колдовать. В конце концов, Яков при ней выплюнул это вот “жалкая кукла из чернил”. И ребята наверняка уже рассказали.

“Ну да, Саша бы не захотел, чтобы я дурил Лиле голову столько же, сколько ему и Инге”, — подумал Артур и невольно повел ладонью по собственным волосам, затем, опомнившись, спрятал обе руки в карманах джинс. Наверное, следовало что-нибудь сказать и перевести тему на что-то более приятное. Не дать возникнуть этой паузе, неловкой заминке, но…

Лиля опередила:

— А ты как? — совсем простой и такой невинный вопрос.

Только вот и он поставил Артура в тупик. Соловей не привык говорить, что ему плохо. Не привык откровенно обсуждать это с кем-то кроме Ангелины (хотя и пару раз позволял себе подобное с другими неравнодушными людьми). Зато Соловей привык к тому, что для подавляющего большинства он просто вечно веселая и беспечная марионетка. Причудливая зверушка, чьи чувства значат куда меньше человеческих. И вот теперь Лиля… Лиля, которую не хочется беспокоить, потому что ей и так сейчас, наверняка, несладко. Лиля, которой тем не менее не хочется лгать, потому что и так вокруг нее соорудили целую паутину из лжи и недоговорок.

— Поверишь, если скажу, что все хорошо? — вопросом на вопрос ответил. Улыбка на лице Артура стала какой-то уж совсем невеселой. Извиняющийся взгляд золотисто-желтых глаз. Отвел его в сторону. Вздохнул и спросил:

— Как ты, Лиля? Все так лихо закрутилось, что я так толком и не успел спросить это, — и вот опять говорливость взяла свое. Стоило только сместить фокус с себя на девушку, как Соловей стал снова до одурения искренен и открыт.

— Я к тому, что мне совсем не пофиг на тебя, просто… — и все-таки он резко смолк, не сумев толком обратить свои эмоции в слова. Хотелось сказать что-то вроде “мне жаль, что я не смог поговорить с тобой после той истории с Красной Шапочкой, Волком и поехавшими лесорубами, и что не спросил как ты себя чувствуешь после инициации, и вообще кучу всего не сделал, не объяснил и не рассказал”, но вместо всего этого Соловей произнес:

— Ты в комнату идешь? Я могу тебя проводить. Если хочешь, конечно…

Солнце перестало быть опасным для меня примерно... с первых дней моего обращения? Лучше, конечно бы, в самый первый, потому что мой первый рассвет едва не стал последним, но все равно. Я даже не успел толком испугаться, как другие вампиры, что годами, если даже не столетиями своего проживания на этой планете сходили с ума без возможности постоянно наслаждаться своим величием, своей силой. Я часто видел и слышал страх вампиров, я мог его чувствовать на физическом уровне в достаточном плане, чтобы понять — девушка позади меня тоже боится. Боится, а, значит, не может ходить под Солнцем. Мне же лучше. Надеюсь, ее собачонка тоже скрывается от Солнца. Хотя последнее еще не подтверждено — все же, как гибрид, он мог забрать себе не все слабые стороны вампиров. Которых, подчеркну, у нас было не так уж и много.

  Я же наслаждаюсь первыми и последующими солнечными лучами. В принципе расхитители домов с дробовиками и пистолетами постарались до меня — окно уже было выбито, так что теперь, пока они находятся в эйфории? в ступоре? я мог бы и сбежать. Вот только мне это ничем не поможет: далеко я не уйду, слишком голоден, значит, ослаблен. Не могу сказать, что мои соратники по несчастью были очень активными, думаю, они сами бы не убежали далеко вслед за мной, но испытывать судьбу я не хотел. Так что, как только первые возгласы были произнесены, и удивление коснулось уш моих, я обернулся, чтобы предстать во всем своем величии. А еще, чтобы спина тоже немного тепла почувствовала. А то как-то не очень честно получилось.

  Как я и думал: собачка сидела на полу под первым лучом. Она не умирала, не горела, и девушка на нее не шипела, призывая убежать, значит опасный-клыкастый мог быть опасен для окружающего мира и днем. Но пока он с любопытством смотрел, мне не было до этого никакого дела. Я подниму взгляд на вампиршу, что продолжает шныряться от тени к тени. Ей везет, ведь Солнце сейчас не такое жестокое, да и в зале полным-полно хлама. Сейчас у нее получается варьировать, но вечным ее спасение не будет. Все равно Солнце достигнет ее, и тогда ей будет некуда бежать. Посмотрим, что она будет делать чуть позже. А сейчас можно и поговорить немного. Раз уж ситуация позволяет.

  — Не то, чтобы я выбирал, куда приходить. Знаешь, голод — такая вещь. Кости ломит, аж температура с давлением проскальзывают, что для нас, мертвых, вообще редкость. Все внутри пульсирует и разум концентрируется только на одной идее: найти кровь, выпить кровь. Особенно не до великих соображений. Я увидел надпись, поворот на город. Я повернул. А то, что в городе никого не оказалось — неприятность, — пожимаю плечами, — Я тут случайный гость, а вы, двое? Скуби и команда? — усмехнусь.

  Если присмотреться, кстати, выглядели они тоже довольно устало. Хотя девушка держалась, старалась, по крайней мере. Конечно, ей ведь нельзя потерять лицо перед собачкой, а то еще перестанет слушаться, а то еще на нее нацелиться. Я все понимаю, и поэтому даже стараюсь держаться спокойно. Мне больше не нужно было позерство, не нужно было показывать себя во всей красе, ведь на самом деле я уже победил. Даже если собачка умеет ходить под Солнцем, даже если она будет достаточно быстрой, я использую все свои силы, все свои возможности, чтобы удрать от нее. И, кто знает, как собачка будет вести себя без хозяйки? Верно, никто.

  — Трудно вообще вампиров считать живыми, знаешь? — осторожно произнесу, смотря на нее, — Мы давно уже мертвые твари. Но я могу ходить под Солнцем, да, ты права. Жизнь мне улыбнулась, — пожму плечами, — Тебе, конечно, очень хочется знать, как? Я могу тебе рассказать, но счастья прямо здесь и сейчас тебе это не принесет. Видишь ли, я не смогу дать тебе такую возможность, — говорю без злобы в голосе. Кто меня не знает, мог бы даже сказать, что мне было жаль эту девчушку, хотя, конечно же, это не так, — Ты можешь сколько угодно угрожать мне расправой, но лучше не трать время и силы, у тебя их не так много осталось.

  Я никогда не пытался стать "спонсором" нового вампира. Слышал, что у анонимных алкоголиков есть свой спонсор, который помогает им в тяжелые времена. Мне даже как-то пытались такого подсунуть, но проблема была в том, что я был ужасно голоден, так, что мой спонсор превратился в обед. Вкусный был, кстати. Но не об этом. А о том, что я никогда не пробовал на себе роль курицы-наседки. И, честно говоря, не собираюсь пробовать. То, что я сейчас делаю с Селин (а, о, чудо, она назвала свое имя!), лишь акт доброй воли. Ей же будет лучше, и ее собачка Майкл, не будет так сильно переживать. И в этом доме будет царить относительный мир. По крайней мере, пока в доме не появится кто-то, кого можно съесть.

  — Когда я только обратился, мне повезло иметь рядом с собой ведьму. Она почему-то бесконечно пеклась обо мне, хотя я ее почти не запомнил из-за постоянного голода. Молодый, неопытный, тело смелое и не совсем умелое, уверен, ты понимаешь. Так что она наплела что-то на своем тарабарском, какое-то заклятье наложила, чтобы я мог ходить при свете дня. Она думала, что если я увижу мирную жизнь людей, то перестану хотеть ими питаться. Ну, что сказать... Мне нравилось ходить под Солнцем, так что я делал вид, что все понимал. И что я никого не убивал. Просто по ночам убегал в другую деревню и питался там. — пожал плечами.

  Я, конечно, мог рассказать ей правду. Но правда делала меня невероятно уязвимым. Скажи собачке — сорвать колечко — и она сделает это за секунду, а уже в следующую я буду гореть в огне. А мне не нравится гореть в огне, не нравится. Хотя, признаюсь, иногда, в целях садомазохических и в моменты странного отчаяния я его снимаю. Жжет так, что мне даже эмоции выключать не надо, сразу же приходит отрезвление и я иду в этот мир с гордо поднятой головой. По крайней мере стараюсь.

  — Нам бы выбираться отсюда, Селин, Майкл, — поклонюсь перед собакой, прямо чувствуя, как внутри меня все переворачивается от нелепости этого действия, но что поделать? Ничего не поделать. Надо выживать, и поэтому приходится над собакой склоняться, — Потому что, очевидно, еды здесь нет, даже гребаных крыс нет! Не знаю, где здесь ближайший город с людьми, вообще ничего унюхать не могу. Вы, судя по всему тоже, иначе не пришли бы сюда. И кто бы мог подумать, что на дворе Рождество! Не наше Рождество, очевидно, ага... Гринч, выходи, мы тебя узнали! — усмехнусь.

  Что ж, я сменил гнев на милость, даже поклонился собаке. Не знаю, что еще должно произойти, чтобы Селин скорее ушла в сумрак, в комнату, где можно будет зашторить шторы для нее. Кажется, на день мы останемся с Майклом вдвоем, так что мне придется сильно помозговать над своим поведением. Я ведь знаю себя. Значит, точно скажу что-нибудь, что заставит его громко рычать, и покуситься на мою жизнь. А я бы хотел пережить этот день. И, желательно, найти еду. Я ведь не умру здесь, конечно же, не умру. И вообще еще очень долго не умру. Мне еще склеп с Кэтрин Пирс открывать!